Попугай, который следил за этой сценой с живым любопытством, неожиданно нарушил тишину, повторив слово, которое предательски вырвалось в какой-то момент у Кэрол.
– Ленард, – произнес он умоляющим чувственным шепотом.
Тот вздрогнул от неожиданности. Прозвучало только одно слово – его имя, произнесенное с точно такой же интонацией, как у Кэрол, когда он на мгновение оторвался от ее губ. Но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать в его теле яростный и мучительный отклик. Он подошел к птице и с горечью проговорил:
– Если ты еще хоть когда-нибудь посмеешь… пеняй на себя!
– Ленард хороший парень, – примирительно сказал попугай. – Он мне нравится. Жалко Кэрол, – добавил он, предусмотрительно отлетая подальше. – Жалко Кэрол.
А наверху, в спальне, Кэрол сидела, уронив голову на руки, и пыталась разобраться в своих чувствах.
Что я наделала? Как это могло случиться? – в ужасе думала она.
Впрочем, притворяться было бессмысленно. Ленард возбуждает ее физически, возбуждает так, как она и представить себе не могла. Если бы там, в кухне, он прошептал ей, что хочет большего… если бы начал ласкать ее… если бы снял с нее одежду и прикоснулся к обнаженной плоти руками, губами…
От этих мыслей Кэрол бросило в дрожь. Она осознала, что ее гложет непреодолимая потребность испытать нечто более осязаемое, чем мысленные представления о ласках Ленарда.
Теперь, когда он не касался ее, она должна была быть неподвластна его магии, но продолжала страстно желать его объятий. Все это было настолько непривычно, настолько ошеломляюще, что Кэрол с трудом узнавала себя.
– Я хочу спать с Ленардом, – произнесла она шепотом, словно ожидая немедленного опровержения, но ничего подобного не последовало. Наоборот, где-то внизу ее живота возникло сладкое томление.
Кэрол задрожала, шокированная своими ощущениями, а особенно тем, что желает близости с мужчиной, который не любит ее и не хочет ее. С человеком, который ничего не сделал, чтобы завоевать ее симпатию.
С самого начала именно она, сама не желая того, воспринимала Ленарда с чувственной стороны. Еще не узнав, решила, что он флиртует с ней… и создала ловушку, в которую теперь попалась.
Если бы здесь был Эдгар, все сложилось бы по-другому, сказала себе Кэрол. Вся эта бессмыслица мгновенно закончилась бы, и она снова стала бы такой, как всегда – спокойной и уверенной в себе.
Может быть, стоит сказать ему, что нам пора назначить день свадьбы? Да, пожалуй, пора сделать это. Потому что, вероятно, именно из-за того, что не думаю об Эдгаре как о мужчине, в моем сознании его место занял Ленард.
Кэрол нахмурилась. Почему-то ей трудно было представить Эдгара своим любовником. А ведь они собираются пожениться. Нет никаких причин, которые мешали бы им спать вместе. Это было бы вполне разумно. Разумно? Но причем тут разум? Этим вечером, в объятиях Ленарда, она испытывала наслаждение, полностью забыв о благоразумии, осторожности и прагматичности.
Девушка закрыла глаза и попыталась представить Эдгара на месте Ленарда. Вот он обнимает ее и страстно целует, а она тает в его объятиях, умоляюще постанывая…
Наверное, у меня недостаточно развито воображение, сердито решила Кэрол, открывая глаза пять минут спустя. Она вынуждена была горько признать, что, как ни старается, не может представить себя и Эдгара в подобной ситуации.
Но ведь я люблю его, убеждала себя девушка. Разумеется, люблю. И он любит меня, и мы собираемся пожениться…
Завтра утром я притворюсь, что проспала, решила она, и не встречусь с Ленардом, пока он не вернется с аукциона. К тому времени я, несомненно, смогу взять себя в руки и стану нормальной. Такой, как всегда.
Однако улегшись в постель, Кэрол почувствовала, что еще никогда не была такой несчастной, и печально задумалась о том, сможет ли когда-нибудь снова стать прежней.
Новые ощущения пугали ее, и она пребывала в растерянности, уже потеряв себя прежнюю, но еще не обретя новый образ.
Мне необходимо любым способом вытравить из себя эту сумасбродную и чувственную незнакомку, устало решила Кэрол. А для этого, начиная с завтрашнего утра, нужно вести себя, как сдержанная и уверенная в себе деловая женщина.
Я не позволю этой новой Кэрол взять верх над старой. Эта новая слишком нелогична, слишком легкомысленна, слишком беззащитна. Да, чересчур беззащитна.
Назойливый трезвон родительского будильника вырвал Кэрол из сумрака спутанных, тревожных снов, и она некоторое время лежала с открытыми глазами, пытаясь сообразить, какого черта поставила его на половину пятого.
Окончательно проснувшись, Кэрол вынуждена была признать, что раз уж ей пришлось вставать в такой ранний час, она не могла бы выбрать для этого более прекрасного утра.
С трудом заставив себя подняться с постели, девушка подошла к окну. Еще неяркое солнце поднималось над горизонтом на фоне чистого бледно-голубого неба, обещая чудесный летний день.
Далекие воспоминания детства, когда она рано вставала по утрам, чтобы помочь родителям на ранчо, прежде чем отправиться в школу, нахлынули на Кэрол с неожиданной остротой, вызывая болезненную ностальгию. Стоя перед открытым окном и вдыхая бодрящий и свежий деревенский воздух, она вдруг пожалела о том, что добровольно отказалась от всего этого ради жизни в городе.
Долгие годы Кэрол стоически внушала себе, что не скучает по деревне и предпочитает тихой размеренности лихорадочный темп городской жизни. Она убеждала себя, что те, кто говорит о деревне с ностальгией и завистью, на самом деле думают лишь о живописных пейзажах с глянцевых открыток, которые не имеют ничего общего с реальностью. Посмотрели бы они на все это, когда деревенские проселки утопают в грязи.